Четверть века Валентина Покладова вела на местном телевидении передачу о культуре и искусстве «Вернисаж», параллельно возглавляя отдел в ской областном историко-художественном музее (КОИХМ). Она организовала бессчетное количество выставок, запустила множество проектов, открыла целую россыпь талантов. Валентина Петровна не любит говорить о своих регалиях, но из песни слова не выкинешь: заслуженный работник культуры РСФСР, лауреат премии «Признание», дипломант телевизионного конкурса «Человек года» и т.д. и т. п.

В интервью «Новому Калининграду» она рассказала, с каким трудом в 80-х годах прошлого века Калининград из «культурной пустыни» превращался в «сад искусств», при каких обстоятельствах в нашем городе произошло «второе рождение» Гофмана и как однажды на выставку в КОИМХ она привела лошадь, которую пришлось поднимать на лифте.

— Валентина Петровна, вам чаще приходилось брать интервью или выступать в роли интервьюируемого?

— Я никогда не вела такого рода подсчетов, но определенно чаще я брала интервью, когда работала на телевидении.

— В каком качестве вам уютней?

— Да ни в каком, если честно. Мне нравится готовить аннотации к выставкам, которые, к счастью, у нас в музее открываются постоянно. В этом случае без общения с авторами произведения не обойтись, но на выходе получается не интервью, а мои размышления об этом человеке и его творчестве. Раньше мне больше нравилось писать тексты, сейчас не могу такого сказать о себе. Видимо, со временем возникло четкое понимание, каким должно быть «Слово». И, если ты к слову относишься с пиететом, возникает особая ответственность.

Наверное, я никогда не смогла бы стать писателем, поскольку очень тяготею к краткости, когда словам тесно, а мыслям просторно. Терпеть не могу пространных размышлений на пустом месте.

2025.01 Покладова Валентина 20.JPGКирилл Синьковский и Валентина Покладова 

— После окончания Калининградского пединститута (сегодня БФУ им. Канта. — прим. «Нового Калининграда») вы некоторое время работали в Новостроевской средней школе Озерского района. Это был положительный опыт?

— Безусловно. С тех пор я питаю особо теплые чувства к сельским детям, потому что они очень восприимчивы, любознательны и при этом не избалованы. И я там выкладывалась на все сто, проверяя свои таланты и способности. Помимо преподавания литературы, я вела драматический кружок, занималась с ребятами в гимнастической секции. Да, не удивляйтесь. В то время я была кандидатом в мастера спорта по спортивной гимнастике.

Знаете, когда я оканчивала университет, мне поступило предложение пойти на телевидение. Стою однажды в библиотеке, ко мне подходят и говорят: «Не хотите поработать диктором?». Я задумалась, но у меня были очень ответственные родители. Они сказали: «Государство тебе учило, ты получила профессию педагога, так что — будь добра». Нет, они не давили на меня, ни на чем не настаивали, просто считали, что я должна работать по специальности. Да и сама я тоже не стремилась быть диктором, не понимала что это такое, зачем это нужно. Словом, поехала работать в сельскую школу и ни секунды об этом не пожалела.

— Тем не менее через пару лет работы в школе вы приняли решение поступить в Институт живописи, скульптуры и архитектуры им. Репина в Санкт-Петербурге, на факультет теории и истории искусства. Зачем?

— Возникла потребность расширить, углубить свои знания. Меня всегда интересовало, влекло к себе искусство, и на определенном этапе я поняла, что хочу связать с ним свою жизнь… Вступительное сочинение я писала про Врубеля, который до сих пор является, пожалуй, моим любимым художником.

— Почему?

— Возможно, потому что он преступил через какую-то грань, выделился среди всех остальных художников, занял свое особое уникальное место… Знаете, Врубель не устаревает. Он как бы свысока смотрит на разного рода модные течения, на все «измы». В работах практически любого мастера можно найти отголоски творчества предшественников. У Врубеля этого нет. Он единственный в своем роде. Особый, демонический…

2025.01 Покладова Валентина 24.JPG

— Не показалась ли вам бедной культурная жизнь Калининграда после возвращения из бурлящего Ленинграда?

— Если уж совсем откровенно, то — да, показалась. В плане культурной жизни здесь почти ничего не было. Пустыня!

— И вы на этой пустыне начали возделывать сад?

— Это громко сказано. Но я попыталась сделать то, что было в моих силах… Когда я вернулась из Ленинграда, заслуженный работник культуры Владимир Иванович Подвальный заманил меня в Дом самодеятельного творчества, который находился на Вагонзаводе. Я огляделась и решила заняться народными художниками. Объездила всю область — искала тех, кто плетёт, вышивает, занимает ковроткачеством и так далее. Помню, приехала в какую-то деревню к человеку, который изготавливал изделия из металла. И вот дал он мне массивную, тяжелую штуку, которую я везла на автобусе в Калининград.

Цель состояла в том, чтобы промониторить ситуацию, понять, что у нас в области есть, и начать организовывать выставки. Первая выставка прошла в Доме художника. Потом они пошли одна за другой — во Дворце культуры рыбаков, в кинотеатре «Октябрь» (сегодня — «Дом искусств». — прим. «Нового Калининграда») и так далее… Фактически то, чем я занималась, называется кураторство. Но тогда такого слова никто не знал, оно было не в ходу. Моя должность называлась — методист.

Потом, когда ситуация с народными промыслами стала мне ясна, я стала делать выставки «Балтика — море дружбы», приглашая в Калининград мастеров из других городов и других союзных республик, чтобы они учили местных плести из лозы, заниматься ковроткачеством, керамикой, кожей и так далее. Откуда к нам только ни приезжали! Из Риги, Вильнюса, Молдавии, Белоруссии, Средней Азии.

— На какие средства организовывались такие мероприятия? Ведь гостей надо как минимум где-то разместить, не говоря о других расходах.

— Это были другие времена. И люди по-другому многое воспринимали. Кому-то было просто интересно поехать в другой город, в другой регион, республику, чтобы поделиться своими умениями, продемонстрировать свое творчество. Мало того! Побывав в Калининграде, они потом приглашали к себе коллег. Таким образом, получалось, что «Балтика — море дружбы» объединяла мастеров по всей стране. Всего прошло семнадцать таких выставок. А может, и больше ….

Но иногда возникали, конечно, непредвиденные ситуации. Однажды поздно вечером я дома мою голову, вдруг — телефонный звонок: «Здравствуйте, мы из Риги приехали. Нас пятнадцать человек. Где мы можем разместиться?»

Ну и что вы думаете? Выход был найден! В то время мы переселились с Вагонзавода на улицу Чайковского. Рядом — теннисные корты. И вот я позвонила какому-то спортивному начальнику и попросила найти место для гостей. Их разместили в каком-то длинном крытом помещении, нашли для них спальные мешки. Если вдуматься, это была чистой воды авантюра. Впрочем, как и многое другое, что я делала.

— Как на подобного рода активность смотрело начальство? Руководство города, области, например?

— Понимаете, со временем наши мастера наладили производство своих изделий. Это были уникальные вещи ручной работы. Их надо было куда-то девать И вот возникла идея организовать ярмарку-продажу в комиссионном магазине на углу проспекта Мира и улицы Леонова. Но для этого надо было получить разрешение «наверху». И вот я взяла корзинку с разного рода поделками и пошла по высоким кабинетам.

На самом деле я могу с кем угодно найти общий язык… кроме начальства. Выяснилось, что мы говорим на разных языках. Отвечающие за торговлю чиновники не очень понимали, что я от них хочу, зачем все это нужно. Каких же трудов мне стоило убедить их в том, что эта выставка-продажа важна для всех — и для мастеров, и для покупателей!

В итоге я своего добилась, мероприятие состоялось. Причем имело большой успех. У дверей магазина выстроилась огромная очередь. Ведь нигде больше ничего подобно купить было нельзя. Кругом был сплошной дефицит.

Со временем многие из народных мастеров открыли свои студии. И там делались удивительные вещи. Помню, кто-то сплел огромного слона из лозы. А в запасниках нашего музея есть гарнитур из лозы — со столиком и креслом-качалкой.

— Но вы ведь находили не только народных умельцев, но и самобытных художников?

— Да, конечно. Я открыла нескольких замечательных наивных художников. Знаете, как в жизни бывает: живет человек, работает где-то на заводе, например, а потом уже на пенсии, в 70, а то и в 80 лет он вдруг понимает, что хочет рисовать. Берет краски, кисть и начинает творить. Иногда такие люди делают потрясающие вещи. Не всякий профессиональный художник способен вложить душу в свое произведение, а у самодеятельных, в силу того, что в процессе работы они заряжаются удивительной любовью к тому, что делают, это получается довольно часто.

Некоторые наши наивные художники добились серьезных успехов, даже участвовали во всесоюзных выставках. Замечательные картины писали, например, Григорий Бессмертный, Михаил Панкратов, Сергей Симаков, Клавдия Крюковская…

— Как вы находили этих художников?

— Разговаривала с людьми, спрашивала — нет ли среди их знакомых тех, кто пишет картины. Потом просто приходила к этим художникам домой, смотрела работы, и, если они были достойны того, брала на выставки.

Кстати, некоторые обижались, что чьи-то работы на выставку взяли, а их нет. На меня даже доносы писали. Мол, такая-сякая, затирает народные таланты. Всякое бывало… Но в любом случае в итоге у нас в Калининграде была собрана целая россыпь самодеятельных талантов.

2025.01 Покладова Валентина 36.JPG

— Помните свою первую выставку в историко-художественном музее?

— Еще бы! Первая моя выставка была в старом здании на ул. Горького, 113. Это было почти безнадежное дело, и я до сих пор не знаю, зачем в эту историю ввязалась. Наверное, дело в моем врожденном авантюризме.

Словом, надо было организовать выставку работ китайского художника Цзян Шилуня. А у него особые требования: нужен шелк, на фоне которого должны висеть картины, нужны рамы, стекло. Это сейчас можно зайти в специальный магазин и всё купить, а тогда ничего ведь в продаже не было. Но я всё нашла. Шелк, правда, уже не помню где. Стекла взяла у знакомых ребят из поселка им. Космодемьянского, которые занимались витражами. Рамы заказала в воинской части, где их делали полуподпольным образом. Практически перед самой выставкой мне позвонили и сказали: «Готовы ваши рамы, забирайте». И я, помню, ехала в эту воинскую часть, которая находилась у черта на куличках, шла по полю по колено в снегу. Потом выяснилось, что стекла не подходят к рамам. Но эту проблему как-то удалось решить.

Долго думали с художником-оформителем Розой Ткаченко над антуражем. Расставили в итоге сосуды в китайском стиле по залу, наполнили их водой. Получилось красиво. Шилунь, во всяком случае, был очень доволен. Думаю, он не из вежливости говорил, что таких выставок у него до этого никогда не было. Этот художник также был гостем моей телевизионной программы «Вернисаж». Я попросила его что-нибудь нарисовать, он выполнил просьбу, и это был целый ритуал. Он набрал в грудь воздуха, сосредоточенно сидел минуты три, видимо, погружусь в себя, а потом мгновенно изобразил на приготовленном листе бумаги сливу Мэй — символ счастья. Сейчас эта работа находится у меня дома.

Шилунь, кстати, был, что называется, наш китаец — он имел советское гражданство, жил в Ленинграде, где преподавал китайский язык. Но за чаем, что любопытно, всегда летал к себе в Китай, говорил, что наш чай пить просто невозможно.

Шилуню так понравилась выставка в Калининграде, что он попросил меня организовать что-то подобное в Чайном домике в Летнем саду Санкт-Петербурга.

Надо отметить, что разного рода выставок было организовано много. Запомнились, в частности, такие — «Мейл-арт перфорацио Канта», «Собор», «Скрипка Энгра», «Городской культурный ландшафт», «Театр слова», «Мотив воды», «Ужин с Кантом», «Джоконда с ключами», «Паломничество души», «Театр слова».

Мне приятно, что многое из сделанного получило высокую оценку. В том числе и на международном уровне — у меня есть благодарности и дипломы от культурных сообществ многих стран мира. А за каталоги для испанского художника Антонио Миро музей получил коллекцию его работ о танцовщике фламенко, герое фильма «Кармен» Антонио Гадесе.

— Это правда, что вы привели на выставку живую лошадь? Слухи, наверное?

— Нет, не слухи. Было такое — уже в нынешнем здании музея, на Нижнем озере, куда мы переехали в 1990-м. Это была выставка художника Владимира Резчикова. Он часто писал военных, разного рода военачальников верхом на лошадях. И я подумала, что мало просто развесить картины, надо, чтобы Резчиков почувствовал себе на коне, чтобы он был как герои его картин. Тем более что это была юбилейная выставка.

Разумеется, я высказала свою идею начальству, коллегам. Но звучало это так дико, что, думаю, никто не поверил, что я это серьезно говорю. Может, поэтому и возражать никто не стал.

Где я нашла лошадь, уже и не помню. Вроде бы в зоопарке. Мне привели ее к зданию, и встал вопрос, как поднять её на третий этаж. По лестнице вести — не вариант. Решили — в лифте поднять. Но он у нас небольшой совсем, как туда лошадь впихнуть, но мы как-то умудрились. Хорошо хоть животное попалось тихое, покладистое. Резчиков от нашей идеи просто выпал в осадок. Но сумел взять себя в руки, сел на лошадь и сделал почетный круг. Все прошло идеально. Лошадь вела себя прилично, следов после себя не оставила.

Без ложной скромности скажу, что это была сенсация. Об этой на выставке говорил весь город. У нас велась съемка, но фото, сожалению, не сохранились. Мне так жаль!

— Вы долго вели телепрограмму. Как попали на калининградское телевидение?

— Как-то так вышло. Позвали… И если в первый раз, как вы помните, я отказалась, то потом, на новом этапе жизни, согласилась. Возможно, потому что делать свою передачу гораздо интересные, чем быть диктором. Первыми моими наставниками были режиссеры Галина Каждан и ее супруг Исаак Каждан. Долгое время мы работали с режиссером Татьяной Краснокутской. А на работу меня принимал брат известного а Анатолия Солоницына — Алексей. Он дал мне задание снять передачу о художниках Парижской коммуны. Сказал, что если справлюсь, возьмут меня на телевидение. Все вроде получилось неплохо. Так началась моя телевизионная эпопея.

Сначала я делала передачу про народных художников «Увлеченность», а потом — «Вернисаж», которая выходила 25 лет. По-моему, это самая долгоиграющая передача на калининградском ТВ в советский период. Она выходила раз в месяц и была довольно популярной. Меня узнавали на улице. Даже сейчас иногда узнают. Покупала недавно очки, а продавец говорит: «Ой, а я вас знаю. Вы — Валентина Покладова». Надо же! Сколько лет прошло, а она фамилию помнит!

Первые передачи мы делали из студии на Бассейной. Черно-белые и в прямом эфире. Это было нечто! Однажды главная героиня не смогла прийти, потому что упала с велосипеда. Был случай, когда художник, направляясь на телевидение, завернул в пивной ларек и, что называется, засиделся. Ну, а мне что делать? Надо как-то выкручиваться, что-то говорить. Хорошо, что хоть по картинке не было видно, какая я красная!

«Вернисаж» для меня — это целая эпоха. Возможно, передача выходила бы еще дольше, но в 90-е настали времена, когда многое стали решать . Мне начали намекать, что неплохо бы найти спонсоров, которые могли бы финансировать программу, или начать заниматься рекламированием чего-нибудь. Ну, знаете, что-то типа того: «А вот стул, на котором я сижу, предоставляется такой-то фирмой». С одной стороны, это вроде бы и несложно. Но с другой, я это делать не люблю, не умею и, откровенно говоря, не хочу.

— Расскажите, пожалуйста, про свой проект «Гофманиана».

— В это сейчас трудно поверить, но до середине нулевых годов, конкретно — до 2006 года, имя Гофмана в Калининграде почти не звучало. Был только памятный камень на берегу Нижнего озера — на том месте, где когда-то стоял дом писателя.

И я однажды подумала, что Кант — это, конечно, прекрасно. Но Канта у нас много, надо бы о Гофмане напомнить. Ведь это один из самых известных уроженцев Кенигсберга! Возникла идея сделать выставку о нём. Но материала не было практически никакого. И тут произошло прямо-таки гофмановское, мистическое событие: судьба свела меня с девушкой по имени Инна. Она жила в Германии, но часто приезжала в Калининград к родителям. И любила ходить в наш музей. Я рассказала ей о своей идее сделать выставку про Гофмана. Она меня выслушала, а через некоторое время позвонила и сообщила, что в городе Бамберге, где одно время жил писатель, есть дом-музей Гофмана. «Давайте я поговорю с директором?» — предложила Инна. Я, разумеется, воспользовалась этой возможностью, и вскоре к нам в Калининград приехал возглавлявший Гофмановское общество господин Шеммель. В чемоданчике у него были настоящие сокровища — документы, ноты Гофмана, его рисунки. Все оригинальное. И мы организовали небольшую выставку. Помню, мы пригласили симфонический оркестр. Мороз был жуткий. Пришлось даже греть инструменты. Но народу было очень много. То есть это был успех.

Не люблю хвастать, но у меня много разного рода наград. И самая ценная для меня, пожалуй, это медаль Гофмановского общества. Между прочим, я единственная в России, кто был ей награжден.

— Получается в Калининграде не без вашего участие произошло, скажем так, «второе рождение» Гофмана.

— Можно и так, наверное, сказать, но самое сложное было впереди. Шеммель потом уехал, увез экспонаты в своем чемоданчике. И встал вопрос: что дальше? Как следующую выставку делать? А то, что она будет, я решила твердо. У меня уже был опыт организации выставки про Канта, когда как бы выставлять нечего, материала нет, но мы справились. И в случае с Кантом, и в случае с Гофманом это был своего рода вызов. Собрала художников знакомых, стали мы думать, какие произведения представить, как, скажем так, создать мир Гофмана. И что-то придумали, а на следующий год выставка тоже получилась неплохая. Мы пригласили танцевальный коллектив «Верхотура», установили в зале «китайскую стену», с которой дама прыгала в неглиже. Было интересно…

И вот в этом году у нас уже 19-я выставка открылась (выставка «Игра смыслов» (12+) в музее продлится до 28 февраля 2025 года). Каждый раз мы придумывали что-то, каждый раз Гофман звучал по-другому, открывался с неожиданной для многих стороны. Мы не повторились ни разу. Каждый раз новая концепция, новые работы, новые участники. И, конечно, Гофман как бы вел нас все эти годы, помогал, подсказывал. Вот такая вот мистика. Как говорится, хотите верьте, хотите — нет.

— Не кажется ли вам странным, что в Калининграде до сих пор нет памятника Гофману?

— Памятник на самом деле есть, но он стоит в здании музея, на первом этаже. Я договаривалась с питерским художником Дмитрием Новаковым, собирала деньги, даже копилку в музее поставила (в августе 2022 в отчете, опубликованном на сайте музея, говорилось, что всего было собрано 118 131 рублей 20 копеек. — прим. «Нового Калининграда»). Этого, конечно, не хватило, добавили друзья, и музей поучаствовал. Я ездила в Санкт-Петербург, смотрела, как отливается памятник. Потом надо было уладить множество бюрократических и бухгалтерских формальностей. Найти, например, фирму, через которую можно провести оплату. Тут всего не перескажешь! Сил, нервов потрачено масса!

памятник Гофману.jpgБюст Гофману в музее был открыт в сентябре 2021 года, фото: сайт КОИХМ  

Но зато работа вышла, я считаю, замечательной. Бронзовый бюст писателя, а на обратной стороне — изображения героев произведений Гофмана.

По идее, этот памятник для улицы. Его планировалось установить на территории музея, что логично, ведь в непосредственной близости от бывшего Штадтхалле раньше пролегала Французская улица, на которой родился Гофман. Но пока не удается получить все необходимые разрешения. Надеюсь, когда-нибудь это все-таки произойдет, потому что ситуация действительно странная…

Беседовал Кирилл Синьковский, фото: Юлия Власова / «Новый Калининград», сайт КОИХМ

Нашли ошибку? Cообщить об ошибке можно, выделив ее и нажав Ctrl+Enter

От kalimin